Архитектура времён Каролингов: церковное строительство

В ансамбль каждого пфальца обязательно входила дворцовая капелла. Первенствующее положение, занятое пфальцем в Ахене в результате превращения его в постоянную резиденцию императора, отразилось в сохранившейся дворцовой капелле (рис. 15) —величайшем из дошедших до нас памятников архитектуры Каролингов, хотя в свое время, вероятно, и не самом значительном. Уже при освящении (805 г.) капелла получила ранг кафедрального собора.

Капелла с окружавшими ее постройками (С севера и с юга к основному зданию примыкало еще по небольшой капелле базиликального типа. От них сохранились только фундаменты.) была как бы вторым, южным центром пфальца, уравновешивавшим противолежащий дворцовый, причем в ее композиции отразилась множественность функций: церковь была призвана служить не столько дворцовой капеллой, сколько личной усыпальницей императора, местом содержания его по тем временам драгоценной коллекции реликвий, а также трибуной, с которой он в особо торжественных случаях обращался к собравшимся. Около семи тысяч человек могло поместиться в атрии — прямоугольном, несколько вытянутом в длину дворе, примыкавшем к капелле с запада.

Судя по остаткам, весь внутренний периметр атрия обегала арочная колоннада,которая несла второй ярус — сплошной ряд крытых помещений. В нижнем ярусе каждые две колонны чередовались с тяжелой опорой прямоугольного сечения. Самое здание капеллы, шестнадцатиугольное в плане, при всей центричности общей композиции имело и осевую направленность: помимо слегка выступавшей прямоугольной алтарной части, в 1355—1414 гг. замененной готическим хором, в противоположном конце высилась монументальная входная часть с нартексом, фланкированным двумя цилиндрическими лестничными башнями. Над порталом, под новой псевдоготической колокольней (1879—1884 гг.), в сторону атрия открывалась лоджия, напоминавшая лоджию на фасаде так называемого «дворца экзархов» в Равенне.

Изнутри лоджии соответствовало сообщавшееся с ней тронное помещение, расположенное на втором, главном уровне интерьера, напротив алтаря. Над тронным помещением находилась часовня, где хранились реликвии. Продолжением тронного помещения служила галерея, обходившая на верхнем уровне внутренний периметр капеллы и открывавшаяся в центральное пространство двухъярусными проемами арок октогона, который и образует окруженное шестнадцатигранной внешней стеной центральное ядро всего сооружения. Великолепие античных колонн из пелопонесского мрамора, украшающих проемы арок на уровне галереи (1 Эти колонны, доставленные из Рима, Трира н Равенны, носят чисто декоративный характер В 1794 г. они были увезены французами в Париж, а в 1843 г. снова, за исключением семи, установлены на место, причем нх почти 50-летнее отсутствне не отразилось на прочности здания в целом.
красота окаймляющего ее бронзового ограждения и торжественное величие самых пропорций не оставляют сомнения в том, что именно верхний ярус внутреннего пространства капеллы был главным.

Куполообразный сомкнутым свод пролетом около 14,5 м, перекрывающий центральное пространство на высоте 31,7 м и снабженный высоким тамбуром с окнами, покоится на восьми могучих арках октогона, причем перекрытия обходящей октогон кольцевой галереи верхнего яруса (восемь направленных радиально цилиндрических сводов) воспринимают распор центрального свода. Несмотря на всю сложность стоявших перед ним композиционных задач строитель Ахенской капеллы разрешил их с удивительным для того времени мастерством: он создал большое, сплошь каменное сооружение, конструкции которого работают почти двенадцать столетий.

Система сводов и опор Ахенской капеллы, строившейся в 790—814 гг. и целиком возведенной из тяжелого известняка, напоминает скорее постройки императорского Рима, чем легкие керамические перекрытия и всю кирпичную технику византийской Равенны. Строителем капеллы источники называют франка Одо из Меца — города, как и вся Галлия VIII в., еще богатого памятниками римской инженерии.

Все же прототипом Ахенской капеллы часто считали церковь Сан Витале, хотя и не существует каких-либо данных о знакомстве Одо с сооружениями Равенны.

Известно, что за осуществлением обширной строительной программы Карла наблюдал стоявший во главе королевских мастерских секретарь и будущий биограф императора Эйнгард, который, видимо, и сам был мастером в области прикладных искусств. С его именем иногда связывают не только изготовление бронзовых решеток (Существует предположение, что решетки были сняты с мавзолея Теодориха в Равенне. Габариты решеток, во всяком случае, не противоречат такому предположению.) и дверей капеллы, но и дошедшую до нас конную статуэтку Карла. Не исключено, что именно Эйнгарду принадлежит композиционный замысел Ахенской капеллы.

Внутреннее пространство Ахенской капеллы, несмотря на все последующие украшения мозаикой и мраморной облицовкой (1881 —1944 гг.), придавшие ему несколько византийский колорит, лишено единства и праздничной приподнятости интерьера церкви Сан Витале. Отсутствие ниш, массивность нижнего яруса, наконец самая отчетливость горизонтальных членений превращают эту дворцовую церковь скорее в императорский мавзолей, в полумраке которого на протяжении столетий происходила в дальнейшем коронация германских королей.

Кладбищенская часовня св. Михаила при каролингском монастыре Фульда в своей ранней части (822 г.) представляет собой центрическую капеллу с куполом на восьми колоннах и кольцевым обходом вокруг основного пространства (рис. 16).
При всем воздействии, которое Ахенская капелла оказала в дальнейшем на ряд центрических сооружений, особенно в средневековой Германии, она не типична для храмостроения времени Каролингов. Однако несомненно новой и характерной была проявившаяся в ней тенденция представительности, еще целиком отсутствовавшая в архитектуре Меровингов. Впервые со времени падения Западной Римской империи архитектура призывалась выразить идею государственности, наличие которой и отличало империю Карла от предшествующих: германских племенных объединений.

Процесс феодализации развивался под непосредственным идеологическим влиянием церкви, становившепся благодаря росту ее земельных владений едва ли не крупнейшим феодалом. Для консолидации своей рыхлой империи Каролинги нуждались в безусловной поддержке церкви, тем более, что рука об руку с завоеваниями Карла шла насильственная христианизация племен и народов, поглощавшихся его государством. Уже непосредственные предшественники Карла превратили преемственную дружбу франкских королей с католической церковью в союз, тем более выгодный, что благодаря целому ряду выдающихся организаторов и политиков, занимавших римский престол именно в это время, папство, обнаружив свои вселенские притязания, приобрело вместе с тем большое влияние и силу. Тем не менее и оно нуждалось в поддержке государства франков, притом не только против постоянно угрожавших Риму лангобардов, но и в той тяжбе, которая возникла у него с Византией в результате претензий римского епископа на главенство в христианском мире.

Конфликт Рима с Византией в VIII в. обострился тем более, что в 726 г. византийский император Лев III запретил религиозные изображения, чем положил начало иконоборческому движению. Иконоборчество отвергалось Римом, причем не столько по догматическим, сколько по политическим причинам. В этот период интенсивной христианизации восточно-германских племен, не только не понимавших латинского языка, на котором велось богослужение, но и неспособных еще воспринимать какой-либо абстракции без того, чтобы она была выражена в конкретных формах изображения, церковная живопись становилась функционально неотъемлемым элементом христианского храма. В самом конце VI в. папа Григорий I, всегда помнивший о тактике миссионерства среди варваров, писал: «Живопись допустима в церквах для того, чтобы неграмотные могли читать, глядя на стены, находя то, чего они не в состоянии почерпнуть в книгах».

Условия развития христианства на Востоке и на Западе были различны с самого момента возникновения христианской церкви, как различны были и питавшие это развитие культурно-исторические подосновы. Это и сделало наступившее с течением времени раздвоение церкви неизбежным.

Коронация Карла, укрепившая соки франкской короны и латинского креста, послужила могучим импульсом для дальнейшего обособления западной церкви от Византии.

Санта Прасседе, важная церковь, построенная в Риме в первой четверти IX в. (рис. 17), свидетельствует о прямом отходе от восточного типа базилик и о возврате к раннехристианской архитектурной традиции Рима. Несмотря на повторные реставрации, памятник сохранил свои первоначальные особенности. Подобно большим ранним базиликам, и это сравнительно крупное трехнефное сооружение получило трансепт и только одну полукруглую апсиду, под которой находится крипта. Трансепт открывается в боковые нефы арками, но колонны среднего нефа, как и в базилике св. Петра, несут горизонтальный архитрав. Сохранились следы атрия, который, согласно римской традиции, предшествовал входу. Даже в кладке, где кирпич не перемежался обломками камня, заметно подражание старой технике.

Мозаики восточного конца, включая триумфальную арку и апсиду, сохранились первоначальные. Они все еще по духу — византийские. Отход от восточной традиции не отразился на изобразительных искусствах. В это время даже усилились византийские влияния на иконопись и технику мозаик, фресок и миниатюр. Этому способствовала массовая иммиграция греческих мастеров, лишившихся в связи с иконоборчеством заказов на родине.

В общем архитектурном облике церкви Санта Прасседе как бы воплотилось стремление укрепившегося папства предать забвению унизительную пятивековую зависимость от Византии и возродить идею триумфа христианского Рима, как функции союза империи и церкви. Символом этого союза представлялась базилика св. Петра.

В этой связи и появился подозрительный документ, согласно которому Константин. перенеся свою столицу на Восток, якобы поручил римскому епископу всю совокупность духовной и светской власти над Западом (Видимо, документ был сфабрикован в канцелярии папы Павла I (757—767 гг.)

Опираясь на этот мифический «дар Константина», папы и стали претендовать на право «коронации», т. е. передачи своего права на светскую власть тем, кто ею фактически владел. Карл энергично поддерживал церковь, усматривая в ней выгодную для себя идеологическую и социально-политическую силу. Именно поэтому, возрождая понятие Римской империи, Карл имел в виду не государство первых цезарей, а христианский Рим Константина, продолжателем «миссии» которого он себя считал.

Помимо материальной поддержки церкви земельными дарениями, Карл и его преемники издали целый ряд законодательных актов, способствовавших унификации обряда и централизации церковной иерархии под главенством Рима, чем в значительной мере и было положено начало средневековому католицизму. Для истории архитектуры наибольшее значение имели запрет галликанства с его восточной обрядностью (около 760 г.) и введение единообразного, западного (бенедиктинского) устава для всех монастырей империи, что ликвидировало влияние ирландских монастырей, восточные корни которых несомненны (798 и 817 гг.).

Наряду с древним аббатством Сен Дени одним из важнейших бенедиктинских монастырей империи был монастырь в Фульде, основанный в 744 г. Ставшую скоро недостаточно вместительной первоначальную церковь (751 г.) в 817—819 гг. заменили новой, приближавшейся по размерам к римской базилике св. Петра. Церковь в Фульде (рис. 18), помимо размеров и западной ориентации, воспроизводила целый ряд других особенностей римской базилики, связывавшейся с именем Константина, в том числе и ее гигантский трансепт, в данном случае даже превышающий длину нефа (77 и 65 м). Расположенным в западном конце здания, он был снабжен широкой полукруглой в плане апсидой, притом единственной. Благодаря колоннам с композитными капителями, на которых, как полагают, покоился архитрав, воспроизводился пространственный эффект римских базилик. Существующее барочное здание собора в Фульде воспроизводит многие композиционные особенности и пропорции этой предшествовавшей ему постройки.

Демонстративное обращение к раннехристианскому Т-образному плану свидетельствует о реакции на недавнее господство восточного типа базилик. Она проявилась уже в монастырской церкви Сен Дени, освященной в 775 г. Здесь также доказано наличие трансепта.

Монастырская церковь в Херсфельде, построенная в 831—850 гг. на месте деревянной (768 г.) и сгоревшая в 1038 г., также имела узкий трансепт, в который, однако, помимо главной, открывались и боковые апсиды. Существующие руины относятся к зданию XI в., которое воспроизводило план сгоревшего. Сохранились данные, указывающие на то, что план этот оказался повторенным в целом ряде небольших трехнефных базилик IX в. (в Регенсбурге, Франкфурте, Хайлигенберге, Цюрихе и др.). В Хильдесхайме частично сохранился трансепт раннего собора (около 851—872 гг.).

От первой из двух церквей с Т-образным планом, построенных Эйнгардом, — церкви в Штеннбахе (рис. 19) —сохранился только средний неф (небрежная кладка, хрупкие опоры, незначительные проемы, бедность и обнаженность форм). Вторая базилика, построенная Эйнгардом между 831 и 840 гг. в Зелигенштаге, в основном сохранилась( Восточная часть относится к раннеготнческому периоду, западный фасад — пристройка XIX в.). Это трехнефная базилика со сравнительно
широким трансептом, причем стены ее, в отличие от предшествующей, выведены из хорошо отесанного камня. В интерьере — по девяти опор с каждой стороны несут арки, сложенные, как и самые опоры, из кирпича.

Наряду с церквами, снабженными трансептом, продолжали строить и лишенные трансептов базилики восточного типа. Верхняя из трех церквей монастыря на острове Райхенау, св. Георга («Оберцелл»), сооруженная между 836 и 890 гг., — тонкостенная трехнефная базилика на колоннах, капители которых приближаются к кубическим. Первоначально апсида, с небольшими апсидами (апсидиолами) по сторонам, примыкала непосредственно к нефу, но в конце X в. восточный конец здания был перестроен, а позднейшие росписи изменили и пространственный эффект интерьера.

Однако скоро обнаружилась невозможность простого воспроизведения римских базилик там, где это не вызывалось особыми обстоятельствами.

Храмостроение эпохи Каролингов развивалось не в городах, где, собственно, и возник чисто городской тип позднеантичной базилики, а в монастырях. Но внутреннее пространство монастырской церкви, обслуживавшей наряду с монахами и окрестное сельское население, требовало соответствующей дифференциации (выделения более или менее обширного хора). К IX в. усложнился ритуал богослужения, в особенности — монастырской литургии с ее пением и процессиями, а в связи с развившимся куьтом мощен выросло число дополнительных алтарей.

Все это также требовало изменения пространственной структуры первоначальных базилик.
Более того, вне Италии, а тем более в Северо-Западной Европе, куда в VIII— IX вв. переместился центр тяжести монастырского строительства, не существовало того унаследованного от античности восприятия архитектурного пространства, которое заставляло бы стремиться к обширным, открытым и светлым интерьерам, к спокойному ритму мраморных колонн, к роскоши полихромных облицовок, к сверкающим краскам мозаик и к золоченым потолкам. Хотя большинство построек времени Каролингов также отличалось сравнительным богатством внутренней отделки, включавшей сплошную роспись стен, композиция церкви не определялась стремлением возродить пространственные особенности ранних базилик. Слишком недостаточным к тому же было освещение, а мрамор и колонны, как правило, отсутствовали.

Ничего не сохранилось от деревянного зодчества раннего средневековья, хотя именно в дереве велось рядовое строительство, в котором проявлялись тектоническое мышление, изобретательность и мастерство строителей времени Каролингов. Из дерева сооружались не только сельскохозяйственные постройки и жилища, но и многочисленные монастырские здания, церкви и часовни как в самой Австразии, так и тем более в завоеванных областях, где вездесущий крест всегда сопутствовал мечу. Поэт Венанций Фортунат, около 550 г. описывая мастерство франкских плотников, ставил их выше римских каменщиков.

К северу от Луары всем каменным монастырским церквам, как правило, предшествовали деревянные. Источники говорят о тридцати, в основном, деревянных церквах, разрушенных в Тюрингии язычниками — саксонцами в одном лишь 752 г. Слава франкских плотников достигла Рима, и папа Адриан I просил у Карла присылки не только древесины для ремонта стропильных перекрытий базилики св. Петра, но и специалиста-плотника, который наблюдал бы за работами. Хотя деревянная колокольня, сооруженная в середине VIII в. при этой базилике, и была, видимо, единственной в Риме, но на Севере к концу того же столетия такие колокольни стали явлением довольно обычным.

Однако варварское представление о монументальности после знакомства с каменной архитектурой античности уже исключало деревянную конструкцию, и при малейшей возможности хотя бы стены и другие несущие элементы старались возводить из камня. Но при решении возникавших при этом новых архитектурных задач, как уже говорилось, мастера, не имея примеров в предшествующем каменном строительстве, невольно обращались к собственной строительной практике, тем более, что северный климат требовал гладких стен и крутых кровель. Так свойственный сложному деревянному зданию принцип соединения пространственно ограниченных объемов различной высоты проник еще при Меровингах в каменное зодчество Севера (церковь св. Мартина в Туре).

Если основа композиционной схемы оставалась римской, то строившаяся на этой основе комбинация объемов определялась новыми и более сложными функциями монастырской церкви, а также иными, чем в Италии, климатическими и социальными предпосылками, иным арсеналом технических средств, не говоря уже об архитектурно-художественной традиции германского Севера.
При всем сходстве с римским прототипом церковь в Фульде, помимо главной, западной апсиды, имела в противоположном конце другую, восточную, по сторонам которой и были в 937 г. пристроены башенки. Ныне установлено, что двусторонний акцент предполагался и в возобновленной церкви аббатства Сен Дени (754—775 гг.). Однако место западной апсиды занял построенный здесь по личной инициативе Карла нартекс, фланкированный башнями. Такой трактовкой входа, как известно, повторенной в Ахенской капелле и вообще ставшей довольно обычной при Каролингах, открывалась новая эра в средневековом храмостроении.

Известно также, что над трансептом церкви Сен Дени высилась башнеобразная надстройка, скорее всего деревянной конструкции. Таким образом, аббатству Сен Дени суждено было стать колыбелью не только готической архитектуры, но в известной мере и архитектуры Каролингов.

Двусторонне ориентированные церкви еще за пять столетий до Каролингов строились и в Северной Африке (например церковь св. Репарата в Тебессе. IVв.), где они, быть может, обслуживали смешанные мужские и женские, монастыри. Но некоторое сходство внешних форм еще не говорит о генетической связи, тем более, что нет никаких данных о контактах между Австразией и Северной Африкой, которые могли бы к тому же представить старые и незначительные провинциальные сооружения в качестве образцов для едва ли не важнейших построек времени Карла Великого.

Видеть где-либо в Сирии или Северной Африке источник контрапсид и двусторонней ориентации, т. е. схемы, сыгравшей выдающуюся роль в развитии не только архитектуры Каролингов, но и романской архитектуры, особенно в Германии, тем более неосновательно, что существует документ, суммирующий собственные искания каролингских строителей и в то же время дающий функциональное оправдание найденным решениям.

Становление феодальной империи Карла сопровождалось глубокой иннервацией ее рыхлой ткани сетью монастырей, служивших основными проводниками господствующей идеологии. Энергичная поддержка монашества Каролингами вызывалась, однако, и экономическими интересами государства: бенедиктинские монастыри после реформы и централизации их Бенедиктом Аньянским (умер в 822 г.) благодаря дисциплине, богатству и устойчивости становились образцовыми поместьями, насаждавшими передовые методы хозяйствования.

Преобладание социальных функций всегда отличало монашество Запада от созерцательного аскетизма его восточных прототипов, и повторные реформы бенедиктинского устава вызывались не догматическими отклонениями, а порчей нравов монашества, вредившей влиянию церкви на массы. В соответствии с принципами римской социальной дисциплины, сочетавшейся с унаследованными от германских племенных дружин навыками «артельности», деятельное и практичное благочестие ранних бенедиктинцев требовало организованности: каждый шаг монаха, не исключая его молитвы, был подчинен установленному распорядку и бдительному контролю со стороны монастырского начальства.

Знаменитый пергамент, составленный около 820 г. и хранящийся в библиотеке Санкт-Галленского монастыря (рис. 20) — любопытное свидетельство раннего отказа от неоправданной преемственности традиционных архитектурных типов и форм в пользу функционально организованной композиции монастырской церкви и рационального построения плана монастырского двора применительно к конкретным условиям жизни и деятельности монахов и к особенностям католического богослужения.

Поскольку схематический план, изображенный на этом чертеже, игнорировал характер участка, предполагают, что он носил типовой характер, тем более, что был составлен вскоре после Ахенского собора (816 г.), обсуждавшего организационные вопросы бенедиктинства. Хотя нанесенные на пергамент размеры—позднейшая приписка, масштаб без труда улавливается по таким деталям, как койки дормитория.

Для всех построек предполагалась деревянная конструкция (фахверк). Исключение составляли такие сооружения, как дормиторий, трапезная и церковь — важнейшее здание монастыря. Ориентированная на восток, она расположена в северной части участка, где единственная продольная ось плана прорезает его от главного входа, через огражденный стенами проход, к западному концу церкви — трехнефной базилики с трансептом. Хоровое пение монахов становилось важной частью литургии, и в восточном конце между трансептом и апсидой возник прямоугольник хора. Складывался довольно отчетливый план в форме латинского креста. Средокрестие, видимо, было увенчано невысокой прямоугольной башней-фонарем. В западном конце — контрапсида с предшествующим ей полукруглым в плане атрием, вход в который фланкирован свободно стоящими цилиндрическими башнями, напоминающими равеннские или лестничные башни Ахенской капеллы. На таких башнях зажигали огонь, указывавший дорогу в монастырь.

Монахи входили в церковь, как обычно, через особый портал в южном плече трансепта. В западном конце благодаря первоначально намечавшейся контрапсиде — только незначительные проемы обеспечивали мирянам доступ в боковые нефы. Даже при отсутствии монастырских стен коллектив монахов ограждался от внешнего мира всей совокупностью застройки монастырского двора. В таких условиях и церковь, при наличии противопоставленных апсид и лишенная акцентированной входной части, превращалась в замкнутое в себе святилище.

Прямой противоположностью светлым и воздушным интерьерам городских базилик Рима, взятых за основу плана и Санкт-Галленской трехнефной базилики, была также организация ее внутреннего пространства, разделенного на отсеки капелл, по четыре в каждом из трех нефов. Такие отделения, хотя и соединенные проходами, противоречили требованиям литургии, в которой важное значение приобретали ритуальные процессы. Более того, загроможденность внутреннего пространства мешала зрелищной стороне богослужения, хотя в это время именно Санкт-Галленский монастырь становился одним из центров развития литургических инсценировок.

Тем не менее, при всех своих недостатках, которые обнаружились лишь в свете последующего опыта, принцип построения Санкт-Галленской церкви — свидетельство несомненной попытки рационального обоснования его компонентов.

Фундаменты и остатки церквей в Линце (на Рейне), в Падерборне (церковь Спасителя), в Хёхсте и других местах свидетельствуют о сравнительно вялом развитии композиций на востоке империи Каролингов, о предпочтительном применении там консервативных форм и пространственных построений. Здесь, в частности, надолго удержались контрапсиды, иногда в сочетании с громоздким башенным объемом, аналогичным западному фасаду осуществленной церкви в Санкт-Галлене или сохранившейся церкви богоматери в Маастрихте.

Не исключено, что строителям Санкт-Галленской церкви живой пример казался убедительнее чертежа. Раскопками установлено, что ранняя и довольно примитивная церковь каролингского монастыря Лорш (близ Вормса), освященная в 774 г., имела, судя по фундаментам, довольно развитую западную часть: массивный, вероятно, трехъярусный объем, фланкированный лестничными башенками. Нижний ярус, как обычно, играл роль нартекса, а верхний был занят дополнительной часовней. Объем увенчивался колокольней или звонницей. Монументальность была в представлении франков неотделима от того впечатления неприступности, которое внушали почти глухие массивы каменной кладки, прорезанные лишь редкими проемами окон, напоминавших бойницы.

От ранней церкви монастыря Лорш до нас дошли одни фундаменты. Около 880 г. к ее апсиде была пристроена вытянутая в длину капелла, служившая усыпальницей немецким Каролингам. Позднее старая церковь, ставшая недостаточно вместительной, уступила место романскому зданию (1130г.), от которого также мало что сохранилось. Но от времени постройки капеллы в удивительно хорошей сохранности дошел до нас так называемый «Надвратный зал» (рис. 21), стоявший отдельно перед атрием исчезнувшей церкви.

Композиция этого уникального сооружения напоминает триумфальную арку, в аттике которой и помещен «Надвратный зал». Назначение его осталось невыясненным. В XII в. он был превращен в часовню св. Михаила, тогда же была добавлена вторая, северная апсида.

В южной изначально помещалась винтовая лестница.
Эпоха, возрождавшая многие из архитектурных форм времени Константина, могла пытаться возродить и мотив римской арки этого императора в качестве украшения, приличествующего въезду в царственный монастырь. Во всяком случае, явно антикизирующие настроения отражены в стройных полуколоннах, обрамляющих арки нижнего яруса и снабженных широко прорисованными капителями, выполненными в камне. Однако архитектурный декор наружных стен второго яруса отчетливо свидетельствует о влиянии деревянного зодчества: тесно поставленные плоские пилястры соединены между собой цепью крутых щипцов, образующих зигзагообразный фриз. Самая облицовка стен, выполненная в инкрустационной технике, напоминает наборные и резные ларцы.

Высокое качество кладки фундаментов, цоколя и других конструктивных элементов «Надвратного зала» отличает его от остальных построек монастыря. Не исключено, что. строителями «зала» были не местные, а пришлые мастера, возможно, галльские, тем более что облицовка имеет прототипы в Галлии времени Меровингов (памятник» Пуатье, крипта в Жуарре и др.). Исследования показали, что в основу размеров «зала», в отличие от других сооружений Лорша, положен не каролингский, а лангобардский фут, принятый на Юге, в частности и в Южной Галлии.

В 822 г. в церкви монастыря Кореей был применен план в форме латинского креста. В 873—885 гг. к ее западному концу был пристроен сохранившийся в своей основной части многоярусный прямоугольный объем (рис. 22), завершавшийся шатровым покрытием, а по фасаду фланкированный двумя лестничными башенками, также прямоугольными в плане. Такая композиция, представлявшая собой развитие упоминавшихся раннекаролингских построений портальной части церкви и названная в дальнейшем «вестверком», получила со временем распространение в Северной Германии (в Саксонии и Вестфалпи).

Несмотря на отход от базилик восточного типа, отзвуком их в ряде случаев оставались строенные апсиды. Но быстрое развитие культа мощей и практики ритуальных процессий требовало пересмотра этой традиционной композиции.

Первоначальный хор церкви монастыря Корвей подобно основному пространству был трехнефным, причем его боковые нефы, соединяясь, образовывали коридор, который обходил полукружие центральной апсиды. Общая композиция корвейскон церкви свидетельствует о поисках наиболее выразительных и функционально оправданных решений. Однако поиски эти происходили скорее в Галлии, чем на востоке империи.

Сооружения времени Каролингов на территории нынешней Франции уничтожены последующими перестройками. Но и тех фрагментарных остатков, которые дошли до нас, достаточно, чтобы показать, насколько выше было искусство галльских каменщиков по сравнению со строительной практикой к востоку от Рейна.

В непосредственном соседстве с собором в Бове сохранилась западная часть предшествовавшего ему здания. Высокое качество кладки всей западной стены и особенно щипца — свидетельство давности мастерства местных каменщиков. Ныне памятник этот (Басс-Эвр) датируется обычно восьмым, а не девятым веком, как было принято раньше.

К первой половине X в. относится церковь Сен Женеру, где качество каменных работ еще выше (рис. 23).
Мастерство галльских каменщиков тем более знаменательно, что по соседству с Нейстрией, по-видимому, находился и центр композиционных исканий строителей эпохи Каролингов.
Монастырь Корвей был основан группой монахов, приглашенных из пикардийского монастыря Корби, церковь которого в западном конце имела строение, напоминавшее сохранившийся вестверк церкви в Кореей.

В то же время невдалеке от Аббвиля, т. е. в той же Пикардии, в последнем десятилетии VIII в. была завершена перестройка церкви крупнейшего монастыря Сен Рикье «Центула», явившаяся едва ли не важнейшим строительным предприятием эпохи (рис. 24, 25). Известно, что сам Карл принимал живое участие в строительстве, обеспечив его средствами, рабочей силой и материалами.

Сооружение это полностью утрачено, но хорошо известная реконструкция Эффмана, сделанная на основе описаний и миниатюры из рукописи XI в. и подкрепленная исследованиями Дюрана, ныне всеми признается как достоверная.

Важнейшую часть этой трехнефной базилики с трансептом составлял вестверк, фасад которого был едва ли не первым выразительно расчлененным фасадом раннего средневековья. Его второй ярус завершался цилиндрическим барабаном, увенчанным колокольней со шпилем. Аналогичным вертикальным завершением был снабжен и второй барабан, над средокрестием. К востоку от трансепта прямоугольник хора служил продолжением среднего нефа и заканчивался широким полукружием единственной апсиды, открывавшейся в хор колоннадой. В углах примыкания хора к трансепту высилась вторая пара лестничных башенок.

Исследования показали, что каменная кладка в западной части была доведена только до основания барабана, который, как и венчавший его шпиль, был деревянным. Все основное пространство было снабжено деревянным стропильным перекрытием.

Из литературных источников известно, что в церкви соседнего монастыря Сен Вандрилль аналогичное завершение башни представляло собой деревянную мачту, на которой на разных уровнях были нанизаны «колеса» убывающего диаметра, что и составило каркас шпилеобразного завершения. Конент считает, что основанием для такой мачты могло служить сплетение стропил и ферм, перекрывавших часовню второго яруса и средокрестие.

Таким образом, содружеством каменщиков и плотников была выработана композиционная схема крупной монастырской церкви, сложной пространственной организации которой (быть может, и не всегда оправданной) были приданы выразительные объемные формы. Возник специфически средневековый «северный» силуэт. Всей композиции, однако, не хватало еще той органической целостности, которую придает сдвинутым один к другому объемам функциональная логика конструкции, выполненной во всех своих взаимосвязанных элементах из однородного материала.

Не способствовал впечатлению тектонического единства и характер убранства, типичный для времени Каролингов.
Фрески, сохранившиеся в обширной, перекрытой сводами крипте церкви Сен Жермен в Оксере (середина IX в., рис. 27), раскрывают характер трактовки повествовательных сюжетов каролингскими мастерами. Помимо орнамента, напоминающего мотивы процветавшего в то время художественного ремесла, роспись изображает сцены из жизни св. Мартина. Фигуры проникнуты драматизмом, они динамичны и очень выразительны, но в то же время крайне далеки от той обобщенности, которая лежит в основе тектонической природы всякой монументальной живописи. Скорее это книжные миниатюры, увеличенные во много раз и поспешно перенесенные с пергамента на еще влажную штукатурку стен.

Было справедливо замечено, что история германского декора — это история конфликта между функцией и декоративным средством, история развития орнамента из подчиненной категории в самостоятельную форму художественной выразительности. Лучшей иллюстрацией этого положения служит та независимость от архитектурной среды, которую в дальнейшем приобрела пластика в средневековом зодчестве Германии.

Подлинный синтез искусств в здании христианского храма был невозможен до завершения развития композиционной схемы здания средневековой церкви.

Поиски наиболее эффективной композиции апсидального конца церковного здания стимулировались возраставшей популярностью культа мощей. Когда паломничества приняли массовый характер и процессии поклоняющихся реликвиям проходили на фоне торжественного богослужения, когда увеличилось количество мощей, хранимых в церкви, и умножилось число алтарей, наилучшим решением оказался кольцевой обход вокруг хора с рядом капелл, исходящих лучами («венцом капелл»). Однако этому красивому и логичному построению, к тому же не лишенному известной символики (завершение креста лучами сияния - нимбом) предшествовали долгие и упорные искания галльских строителей IX в.

Некоторые исследователи считают что если зародыш схемы кольцевого обхода — в крипте церкви Сен Филибер, невдалеке от озера Гранльё, близ Нанта (рис 26) то в своей законченной форме она была впервые создана во второй церкви Сен Мартен в Туре (913—918 гг.). Композиция восточного конца этой церкви тем более важна, что благодаря высокому уровню почвенных вод, исключавшему глубокое захоронение, она возникла на поверхности земли.

Существуют, однако, серьезные возражения против столь ранней датировки кольцевого обхода в Туре, относимого с большим основанием к зданию 994—1014 гг., построенному на месте сгоревшей церкви 918 г (рис.28).

Подлинный кольцевой обход все же впервые, видимо, возник в самом сердце Галлии, в Оверни, славной своими традициям» каменной архитектуры. Раскопки на месте старого здания собора (освящен в 946 г.) в Клермоне отчетливо показали наличие перекрытой сводами прямоугольной крипты, окруженной коридором, из которого лучеобразно исходят четыре капеллы. Предполагается, что эта композиция крипты была повторена на уровне земли, что делало капеллы двухъярусными.

Церковь Сен Филибер в Гранльё, помимо плана в форме латинского креста, ясно выраженного средокрестпя и довольно сложной крипты, имеет и другую особенность, чрезвычайно важную для дальнейшего развития средневековых каменных конструкций. Обычные прямоугольные в сечении устои, сменившие колонны в рядовых церквах времени Каролингов, впервые получили здесь сложное крестообразное сечение благодаря дополнительным прямоугольным утолщениям, на которые опираются как массивные арки, разделяющие нефы, так и тяжелые пилястры со стороны среднего нефа, возносящиеся под самые фермы перекрытия.

Почти современный собору в Ахене ораторий Жерминьи-де-Прэ (806 г.) — сплошь сводчатое, хотя и небольшое сооружение, искаженное в XIX в. невежественной реставрацией (рис. 29). Основное пространство разделено четырьмя столбами на девять прямоугольников.

Центральное пространство возносится в виде башни, покоящейся на четырех арках, соединяющих столбы. Угловые квадраты перекрыты куполами на тромпах, а осевые — цилиндрическими сводами, упирающимися в апсиды, которые со всех четырех сторон примыкают к основному объему (тетраконх) (боковые апсиды были, возможна, добавлены позднее и в разное время.). По сторонам восточной апсиды были первоначально расположены апсидиолы.

Эта изящная, сплошь каменная постройка, перекрытие которой, подобно Ахейской капелле, проникнуто безупречной логикой взаимосвязанных каменных конструкций, должна была иметь несколько восточный колорит, напоминая тетраконхи Сирии и Малой Азии. Восточный колорит в интерьере к тому же подчеркнут подковообразным очертанием арок. Такие арки, однако, указывают скорее на вестготские источники оратория Жерминьи-де-Прэ, тем более, что инициатор постройки—епископ Теодульф — был по происхождению вестготом, выходцем из Нарбоннской Таллин (Септимании).

В условиях феодального строя, который складывался в государстве Каролингов, возникали новые формы сельских поселений, совершенствовались типы фахверковых жилищ и хозяйственных построек, унаследованные от времени господства общинно-родовых отношений и племенного быта, причем установилась довольно постоянная схема застройки крестьянского двора. Распространилась практика укрепления поселений, а созданием укрепленной усадьбы землевладельца-феодала был установлен общеобязательный для западных монастырей тип монастырского двора, где типология строений и самая схема застройки участка определялись как требованиями бенедиктинского устава, так и особенностями господствовавшей при феодализме системы хозяйствования. В дальнейшем этот тип монастырского двора столетиями оставался неизменным.

Ведущим архитектурным типом этого времени было здание монастырской церкви. Композиционное многообразие форм, отличаюшее ее развитие именно в эпоху Каролннгов, — свидетельство напряженных поисков наиболее рациональных решений для тех функциональных, архитектурно-художественных и конструктивных задач, которые возникали перед строителями в связи со всей совокупностью общественно-идеологических функций здания церкви в раннее средневековье.

С появлением выступающих плечей трансепта и промежуточного пространства хора между ним и апсидой на долгие века вперед сложился план в форме латинского креста. Сочетанием прямоугольных объемов нартекса, трансепта, хора и других элементов различной высоты слагалась выразительная объемная композиция, которая, будучи увенчана башенными надстройками, создавала динамический силуэт, отличный как от спокойного безразличия наружных форм раннехристианских базилик, так и от уравновешенной объемной композиции крестовокупольных церквей Востока.

Развитие культа мощей и реликвий вызвало поиски новых пространственных схем для восточного конца здания церкви, которые и привели с течением времени к гармонической и красивой схеме кольцевого обхода с венцом капелл.

С другой стороны, возникшие при Каролингах социально-политические функции церкви потребовали соответствующей трактовки западного конца церковного здания, где и складывается не без прямого влияния императора Карла сложная портальная композиция (вестверк), в дальнейшем популярная в Германии не менее, чем кольцевой обход с венцом капелл во Франции.

Таким образом, за пределами Италии, в условиях иной природы и иного культурно-исторического наследия, многое из того, что в отдельности было создано уже в раннехристианском Риме и в Равенне, оказалось переосмысленным и синтезированным в монастырской церкви эпохи становления феодализма. На Западе при Каролингах вместе с католицизмом утвердилась противопоставленная восточным типам храмов объемно-пространственная композиция здания средневековой церкви. Вместе с тем были найдены пластические средства для выражения монументальности вместо пространственных, характерных для ранних базилик Рима.

Не все, однако, оказалось в этой композиции прогрессивным. Иногда вестверк представляется чужеродным элементом, самостоятельным сооружением, как бы приставленным к западному концу церкви. Очень неубедительной выглядит кажущаяся двойственность ориентации (контрапсиды, а иногда нартексы, вырастающие до размеров западного трансепта).

Принцип функциональной организации внутреннего пространства иногда все еще приносится в жертву архаике традиционных форм. Внутреннее пространство чрезмерно дифференцировано, загромождено обилием капелл, главное теряется во второстепенном. Но особенно плохи конструкции: неоправданно большие запасы прочности сочетаются с хрупкостью ответственных элементов, кладка декоративна, все держится на растворе. Огнестойкие перекрытия, как правило, отсутствуют.

С художественной точки зрения, красивые пропорции встречаются еще редко, а декор плохо связан с тектоникой. Даже наиболее выдающиеся сооружения лишены еще того необходимого единства, которое придет только с лучшей взаимосвязанностью несущих элементов и перекрытия, более рациональной структурой опор и органичностью тектонического декора.

Важнейшей проблемой каролингских строителей в таких условиях становилась проблема сводчатых перекрытий. Она встала с особой остротой во второй половине IX в. в связи с участившимися набегами норманнов, венгров и арабов, грабивших и сжигавших именно церкви, поскольку в них население искало убежища не только себе, но и своему имуществу.

С появлением деревянных башен, шатров и шпилей здания церквей стали особенно часто поражать удары молнии. Однако частые пожары возникали в церквах также в результате возгорания декоративных тканей, деревянных стропил и других легко воспламеняющихся элементов интерьера от кадильниц, свечей и лампад.

Возраставшее значение в церковной службе хорового пения монахов делало своды необходимыми в монастырских церквах и по акустическим соображениям.

К концу эпохи Каролингов ближе всего к решению проблемы огнестойких перекрытий и тектонического декора, а вместе с тем и проблемы тектонического единства подошел Юг с его древней традицией каменной архитектуры.

В ансамбль каждого пфальца обязательно входила дворцовая

капелла. Первенствующее положение, занятое пфальцем в Ахене

в результате превращения его в постоянную резиденцию

императора, отразилось в сохранившейся дворцовой капелле

(рис. 15)—величайшем из дошедших до нас памятников

архитектуры Каролингов, хотя в свое время, вероятно, и не

самом значительном. Уже при освящении (805 г.) капелла

получила ранг кафедрального собора.

Капелла с окружавшими ее постройками (С севера и с юга к

основному зданию примыкало еще по небольшой капелле

базиликального типа. От них сохранились только фундаменты.)

была как бы вторым, южным центром пфальца, уравновешивавшим

противолежащий дворцовый, причем в ее композиции отразилась

множественность функций: церковь была призвана служить не

столько дворцовой капеллой, сколько личной усыпальницей

императора, местом содержания его по тем временам

драгоценной коллекции реликвий, а также трибуной, с которой

он в особо торжественных случаях обращался к собравшимся.

Около семи тысяч человек могло поместиться в атрии —

прямоугольном, несколько вытянутом в длину дворе,

примыкавшем к капелле с запада.

Судя по остаткам, весь внутренний периметр атрия обегала

арочная колоннада,которая несла второй ярус — сплошной ряд

крытых помещений. В нижнем ярусе каждые две колонны

чередовались с тяжелой опорой прямоугольного сечения. Самое

здание капеллы, шестнадцатиугольное в плане, при всей

центричности общей композиции имело и осевую направленность:

помимо слегка выступавшей прямоугольной алтарной части, в

1355—1414 гг. замененной готическим хором, в противоположном

конце высилась монументальная входная часть с нартексом,

фланкированным двумя цилиндрическими лестничными башнями.

Над порталом, под новой псевдоготической колокольней

(1879—1884 гг.), в сторону атрия открывалась лоджия,

напоминавшая лоджию на фасаде так называемого «дворца

экзархов» в Равенне.

Изнутри лоджии соответствовало сообщавшееся с ней тронное

помещение, расположенное на втором, главном уровне

интерьера, напротив алтаря. Над тронным помещением

находилась часовня, где хранились реликвии. Продолжением

тронного помещения служила галерея, обходившая на верхнем

уровне внутренний периметр капеллы и открывавшаяся в

центральное пространство двухъярусными проемами арок

октогона, который и образует окруженное шестнадцатигранной

внешней стеной центральное ядро всего сооружения.

Великолепие античных колонн из пелопонесского мрамора,

украшающих проемы арок на уровне галереи (1 Эти колонны,

доставленные из Рима, Трира н Равенны, носят чисто

декоративный характер В 1794 г. они были увезены французами

в Париж, а в 1843 г. снова, за исключением семи, установлены

на место, причем нх почти 50-летнее отсутствне не отразилось

на прочности здания в целом.
красота окаймляющего ее бронзового ограждения и

торжественное величие самых пропорций не оставляют сомнения

в том, что именно верхний ярус внутреннего пространства

капеллы был главным.

Куполообразный сомкнутым свод пролетом около 14,5 м,

перекрывающий центральное пространство на высоте 31,7 м и

снабженный высоким тамбуром с окнами, покоится на восьми

могучих арках октогона, причем перекрытия обходящей октогон

кольцевой галереи верхнего яруса (восемь направленных

радиально цилиндрических сводов) воспринимают распор

центрального свода. Несмотря на всю сложность стоявших перед

ним композиционных задач строитель Ахенской капеллы разрешил

их с удивительным для того времени мастерством: он создал

большое, сплошь каменное сооружение, конструкции которого

работают почти двенадцать столетий.

Система сводов и опор Ахенской капеллы, строившейся в

790—814 гг. и целиком возведенной из тяжелого известняка,

напоминает скорее постройки императорского Рима, чем легкие

керамические перекрытия и всю кирпичную технику византийской

Равенны. Строителем капеллы источники называют франка Одо из

Меца — города, как и вся Галлия VIII в., еще богатого

памятниками римской инженерии.

Все же прототипом Ахенской капеллы часто считали церковь Сан

Витале, хотя и не существует каких-либо данных о знакомстве

Одо с сооружениями Равенны.

Известно, что за осуществлением обширной строительной

программы Карла наблюдал стоявший во главе королевских

мастерских секретарь и будущий биограф императора Эйнгард,

который, видимо, и сам был мастером в области прикладных

искусств. С его именем иногда связывают не только

изготовление бронзовых решеток (Существует предположение,

что решетки были сняты с мавзолея Теодориха в Равенне.

Габариты решеток, во всяком случае, не противоречат такому

предположению.) и дверей капеллы, но и дошедшую до нас

конную статуэтку Карла. Не исключено, что именно Эйнгарду

принадлежит композиционный замысел Ахенской капеллы.

Внутреннее пространство Ахенской капеллы, несмотря на все

последующие украшения мозаикой и мраморной облицовкой (1881

—1944 гг.), придавшие ему несколько византийский колорит,

лишено единства и праздничной приподнятости интерьера церкви

Сан Витале. Отсутствие ниш, массивность нижнего яруса,

наконец самая отчетливость горизонтальных членений

превращают эту дворцовую церковь скорее в императорский

мавзолей, в полумраке которого на протяжении столетий

происходила в дальнейшем коронация германских королей.

Кладбищенская часовня св. Михаила при каролингском монастыре

Фульда в своей ранней части (822 г.) представляет собой

центрическую капеллу с куполом на восьми колоннах и

кольцевым обходом вокруг основного пространства (рис. 16).
При всем воздействии, которое Ахенская капелла оказала в

дальнейшем на ряд центрических сооружений, особенно в

средневековой Германии, она не типична для храмостроения

времени Каролингов. Однако несомненно новой и характерной

была проявившаяся в ней тенденция представительности, еще

целиком отсутствовавшая в архитектуре Меровингов. Впервые со

времени падения Западной Римской империи архитектура

призывалась выразить идею государственности, наличие которой

и отличало империю Карла от предшествующих: германских

племенных объединений.

Процесс феодализации развивался под непосредственным

идеологическим влиянием церкви, становившепся благодаря

росту ее земельных владений едва ли не крупнейшим феодалом.

Для консолидации своей рыхлой империи Каролинги нуждались в

безусловной поддержке церкви, тем более, что рука об руку с

завоеваниями Карла шла насильственная христианизация племен

и народов, поглощавшихся его государством. Уже

непосредственные предшественники Карла превратили

преемственную дружбу франкских королей с католической

церковью в союз, тем более выгодный, что благодаря целому

ряду выдающихся организаторов и политиков, занимавших

римский престол именно в это время, папство, обнаружив свои

вселенские притязания, приобрело вместе с тем большое

влияние и силу. Тем не менее и оно нуждалось в поддержке

государства франков, притом не только против постоянно

угрожавших Риму лангобардов, но и в той тяжбе, которая

возникла у него с Византией в результате претензий римского

епископа на главенство в христианском мире.

Конфликт Рима с Византией в VIII в. обострился тем более,

что в 726 г. византийский император Лев III запретил

религиозные изображения, чем положил начало иконоборческому

движению. Иконоборчество отвергалось Римом, причем не

столько по догматическим, сколько по политическим причинам.

В этот период интенсивной христианизации восточно-германских

племен, не только не понимавших латинского язы ка, на

котором велось богослужение, но и неспособных еще

воспринимать какой-либо абстракции без того, чтобы она была

выражена в конкретных формах изображения, церковная живопись

становилась функционально неотъемлемым элементом

христианского храма. В самом конце VI в. папа Григорий I,

всегда помнивший о тактике миссионерства среди варваров,

писал: «Живопись допустима в церквах для того, чтобы

неграмотные могли читать, глядя на стены, находя то, чего

они не в состоянии почерпнуть в книгах».

Условия развития христианства на Востоке и на Западе были

различны с самого момента возникновения христианской церкви,

как различны были и питавшие это развитие

культурно-исторические подосновы. Это и сделало наступившее

с течением времени раздвоение церкви неизбежным.
Коронация Карла, укрепившая соки франкской короны и

латинского креста, послужила могучим импульсом для

дальнейшего обособления западной церкви от Византии.
Санта Прасседе, важная церковь, построенная в Риме в первой

четверти IX в. (рис. 17), свидетельствует о прямом отходе от

восточного типа базилик и о возврате к раннехристианской

архитектурной традиции Рима. Несмотря на повторные

реставрации, памятник сохранил свои первоначальные

особенности. Подобно большим ранним базиликам, и это

сравнительно крупное трехнефное сооружение получило трансепт

и только одну полукруглую апсиду, под которой находится

крипта. Трансепт открывается в боковые нефы арками, но

колонны среднего нефа, как и в базилике св. Петра, несут

горизонтальный архитрав. Сохранились следы атрия, который,

согласно римской традиции, предшествовал входу. Даже в

кладке, где кирпич не перемежался обломками камня, заметно

подражание старой технике.

Мозаики восточного конца, включая триумфальную арку и

апсиду, сохранились первоначальные. Они все еще по духу —

византийские. Отход от восточной традиции не отразился на

изобразительных искусствах. В это время даже усилились

византийские влияния на иконопись и технику мозаик, фресок и

миниатюр. Этому способствовала массовая иммиграция греческих

мастеров, лишившихся в связи с иконоборчеством заказов на

родине.
В общем архитектурном облике церкви Санта Прасседе как бы

воплотилось стремление укрепившегося папства предать

забвению унизительную пятивековую зависимость от Византии и

возродить идею триумфа христианского Рима, как функции союза

империи и церкви. Символом этого союза представлялась

базилика св. Петра.

В этой связи и появился подозрительный документ, согласно

которому Константин. перенеся свою столицу на Восток, якобы

поручил римскому епископу всю совокупность духовной и

светской власти над Западом (Видимо, документ был

сфабрикован в канцелярии папы Павла I (757—767 гг.)
Опираясь на этот мифический «дар Константина», папы и стали

претендовать на право «коронации», т. е. передачи своего

права на светскую власть тем, кто ею фактически владел. Карл

энергично поддерживал церковь, усматривая в ней выгодную для

себя идеологическую и социально-политическую силу. Именно

поэтому, возрождая понятие Римской империи, Карл имел в виду

не государство первых цезарей, а христианский Рим

Константина, продолжателем «миссии» которого он себя считал.
Помимо материальной поддержки церкви земельными дарениями,

Карл и его преемники издали целый ряд законодательных актов,

способствовавших унификации обряда и централизации церковной

иерархии под главенством Рима, чем в значительной мере и

было положено начало средневековому католицизму. Для истории

архитектуры наибольшее значение имели запрет галликанства с

его восточной обрядностью (около 760 г.) и введение

единообразного, западного (бенедиктинского) устава для всех

монастырей империи, что ликвидировало влияние ирландских

монастырей, восточные корни которых несомненны (798 и 817

гг.).

Наряду с древним аббатством Сен Дени одним из важнейших

бенедиктинских монастырей империи был монастырь в Фульде,

основанный в 744 г. Ставшую скоро недостаточно вместительной

первоначальную церковь (751 г.) в 817—819 гг. заменили

новой, приближавшейся по размерам к римской базилике св.

Петра. Церковь в Фульде (рис. 18), помимо размеров и

западной ориентации, воспроизводила целый ряд других

особенностей римской базилики, связывавшейся с именем

Константина, в том числе и ее гигантский трансепт, в данном

случае даже превышающий длину нефа (77 и 65 м).

Расположенным в западном конце здания, он был снабжен

широкой полукруглой в плане апсидой, притом единственной.

Благодаря колоннам с композитными капителями, на которых,

как полагают, покоился архитрав, воспроизводился

пространственный эффект римских базилик. Существующее

барочное здание собора в Фульде воспроизводит многие

композиционные особенности и пропорции этой предшествовавшей

ему постройки.

Демонстративное обращение к раннехристианскому Т-образному

плану свидетельствует о реакции на недавнее господство

восточного типа базилик. Она проявилась уже в монастырской

церкви Сен Дени, освященной в 775 г. Здесь также доказано

наличие трансепта.

Монастырская церковь в Херсфельде, построенная в 831—850 гг.

на месте деревянной (768 г.) и сгоревшая в 1038 г., также

имела узкий трансепт, в который, однако, помимо главной,

открывались и боковые апсиды. Существующие руины относятся к

зданию XI в., которое воспроизводило план сгоревшего.

Сохранились данные, указывающие на то, что план этот

оказался повторенным в целом ряде небольших трехнефных

базилик IX в. (в Регенсбурге, Франкфурте, Хайлигенберге,

Цюрихе и др.). В Хильдесхайме частично сохранился трансепт

раннего собора (около 851—872 гг.).

От первой из двух церквей с Т-образным планом, построенных

Эйнгардом, — церкви в Штеннбахе (рис. 19) —сохранился только

средний неф (небрежная кладка, хрупкие опоры, незначительные

проемы, бедность и обнаженность форм). Вторая базилика,

построенная Эйнгардом между 831 и 840 гг. в Зелигенштаге, в

основном сохранилась( Восточная часть относится к

раннеготнческому периоду, западный фасад — пристройка XIX

в.). Это трехнефная базилика со сравнительно
широким трансептом, причем стены ее, в отличие от

предшествующей, выведены из хорошо отесанного камня. В

интерьере — по девяти опор с каждой стороны несут арки,

сложенные, как и самые опоры, из кирпича.

Наряду с церквами, снабженными трансептом, продолжали

строить и лишенные трансептов базилики восточного типа.

Верхняя из трех церквей монастыря на острове Райхенау, св.

Георга («Оберцелл»), сооруженная между 836 и 890 гг., —

тонкостенная трехнефная базилика на колоннах, капители

которых приближаются к кубическим. Первоначально апсида, с

небольшими апсидами (апсидиолами) по сторонам, примыкала

непосредственно к нефу, но в конце X в. восточный конец

здания был перестроен, а позднейшие росписи изменили и

пространственный эффект интерьера.

Однако скоро обнаружилась невозможность простого

воспроизведения римских базилик там, где это не вызывалось

особыми обстоятельствами.

Храмостроение эпохи Каролингов развивалось не в городах,

где, собственно, и возник чисто городской тип позднеантичной

базилики, а в монастырях. Но внутреннее пространство

монастырской церкви, обслуживавшей наряду с монахами и

окрестное сельское население, требовало соответствующей

дифференциации (выделения более или менее обширного хора). К

IX в. усложнился ритуал богослужения, в особенности —

монастырской литургии с ее пением и процессиями, а в связи с

развившимся куьтом мощен выросло число дополнительных

алтарей.

Все это также требовало изменения пространственной структуры

первоначальных базилик.
Более того, вне Италии, а тем более в Северо-Западной

Европе, куда в VIII— IX вв. переместился центр тяжести

монастырского строительства, не существовало того

унаследованного от античности восприятия архитектурного

пространства, которое заставляло бы стремиться к обширным,

открытым и светлым интерьерам, к спокойному ритму мраморных

колонн, к роскоши полихромных облицовок, к сверкающим

краскам мозаик и к золоченым потолкам. Хотя большинство

построек времени Каролингов также отличалось сравнительным

богатством внутренней отделки, включавшей сплошную роспись

стен, композиция церкви не определялась стремлением

возродить пространственные особенности ранних базилик.

Слишком недостаточным к тому же было освещение, а мрамор и

колонны, как правило, отсутствовали.

Ничего не сохранилось от деревянного зодчества раннего

средневековья, хотя именно в дереве велось рядовое

строительство, в котором проявлялись тектоническое мышление,

изобретательность и мастерство строителей времени

Каролингов. Из дерева сооружались не только

сельскохозяйственные постройки и жилища, но и многочисленные

монастырские здания, церкви и часовни как в самой Австразии,

так и тем более в завоеванных областях, где вездесущий крест

всегда сопутствовал мечу. Поэт Венанций Фортунат, около 550

г. описывая мастерство франкских плотников, ставил их выше

римских каменщиков.

К северу от Луары всем каменным монастырским церквам, как

правило, предшествовали деревянные. Источники говорят о

тридцати, в основном, деревянных церквах, разрушенных в

Тюрингии язычниками — саксонцами в одном лишь 752 г. Слава

франкских плотников достигла Рима, и папа Адриан I просил у

Карла присылки не только древесины для ремонта стропильных

перекрытий базилики св. Петра, но и специалиста-плотника,

который наблюдал бы за работами. Хотя деревянная колокольня,

сооруженная в середине VIII в. при этой базилике, и была,

видимо, единственной в Риме, но на Севере к концу того же

столетия такие колокольни стали явлением довольно обычным.

Однако варварское представление о монументальности после

знакомства с каменной архитектурой античности уже исключало

деревянную конструкцию, и при малейшей возможности хотя бы

стены и другие несущие элементы старались возводить из

камня. Но при решении возникавших при этом новых

архитектурных задач, как уже говорилось, мастера, не имея

примеров в предшествующем каменном строительстве, невольно

обращались к собственной строительной практике, тем более,

что северный климат требовал гладких стен и крутых кровель.

Так свойственный сложному деревянному зданию принцип

соединения пространственно ограниченных объемов различной

высоты проник еще при Меровингах в каменное зодчество Севера

(церковь св. Мартина в Туре).

Если основа композиционной схемы оставалась римской, то

строившаяся на этой основе комбинация объемов определялась

новыми и более сложными функциями монастырской церкви, а

также иными, чем в Италии, климатическими и социальными

предпосылками, иным арсеналом технических средств, не говоря

уже об архитектурно-художественной традиции германского

Севера.
При всем сходстве с римским прототипом церковь в Фульде,

помимо главной, западной апсиды, имела в противоположном

конце другую, восточную, по сторонам которой и были в 937 г.

пристроены башенки. Ныне установлено, что двусторонний

акцент предполагался и в возобновленной церкви аббатства Сен

Дени (754—775 гг.). Однако место западной апсиды занял

построенный здесь по личной инициативе Карла нартекс,

фланкированный башнями. Такой трактовкой входа, как

известно, повторенной в Ахенской капелле и вообще ставшей

довольно обычной при Каролингах, открывалась новая эра в

средневековом храмостроении. Известно также, что над

трансептом церкви Сен Дени высилась башнеобразная

надстройка, скорее всего деревянной конструкции. Таким

образом, аббатству Сен Дени суждено было стать колыбелью не

только готической архитектуры, но в известной мере и

архитектуры Каролингов.

Двусторонне ориентированные церкви еще за пять столетий до

Каролингов строились и в Северной Африке (например церковь

св. Репарата в Тебессе. IVв.), где они, быть может,

обслуживали смешанные мужские и женские, монастыри. Но

некоторое сходство внешних форм еще не говорит о

генетической связи, тем более, что нет никаких данных о

контактах между Австразией и Северной Африкой, которые могли

бы к тому же представить старые и незначительные

провинциальные сооружения в качестве образцов для едва ли не

важнейших построек времени Карла Великого. Видеть где-либо в

Сирии или Северной Африке источник контрапсид и двусторонней

ориентации, т. е. схемы, сыгравшей выдающуюся роль в

развитии не только архитектуры Каролингов, но и романской

архитектуры, особенно в Германии, тем более неосновательно,

что существует документ, суммирующий собственные искания

каролингских строителей и в то же время дающий

функциональное оправдание найденным решениям.

Становление феодальной империи Карла сопровождалось глубокой

иннервацией ее рыхлой ткани сетью монастырей, служивших

основными проводниками господствующей идеологии. Энергичная

поддержка монашества Каролингами вызывалась, однако, и

экономическими интересами государства: бенедиктинские

монастыри после реформы и централизации их Бенедиктом

Аньянским (умер в 822 г.) благодаря дисциплине, богатству и

устойчивости становились образцовыми поместьями,

насаждавшими передовые методы хозяйствования.

Преобладание социальных функций всегда отличало монашество

Запада от созерцательного аскетизма его восточных

прототипов, и повторные реформы бенедиктинского устава

вызывались не догматическими отклонениями, а порчей нравов

монашества, вредившей влиянию церкви на массы. В

соответствии с принципами римской социальной дисциплины,

сочетавшейся с унаследованными от германских племенных

дружин навыками «артельности», деятельное и практичное

благочестие ранних бенедиктинцев требовало организованности:

каждый шаг монаха, не исключая его молитвы, был подчинен

установленному распорядку и бдительному контролю со стороны

монастырского начальства.

Знаменитый пергамент, составленный около 820 г. и хранящийся

в библиотеке Санкт-Галленского монастыря (рис. 20) —

любопытное свидетельство раннего отказа от неоправданной

преемственности традиционных архитектурных типов и форм в

пользу функционально организованной композиции монастырской

церкви и рационального построения плана монастырского двора

применительно к конкретным условиям жизни и деятельности

монахов и к особенностям католического богослужения.

Поскольку схематический план, изображенный на этом чертеже,

игнорировал характер участка, предполагают, что он носил

типовой характер, тем более, что был составлен вскоре после

Ахенского собора (816 г.), обсуждавшего организационные

вопросы бенедиктинства. Хотя нанесенные на пергамент

размеры—позднейшая приписка, масштаб без труда улавливается

по таким деталям, как койки дормитория.

Для всех построек предполагалась деревянная конструкция

(фахверк). Исключение составляли такие сооружения, как

дормиторий, трапезная и церковь — важнейшее здание

монастыря. Ориентированная на восток, она расположена в

северной части участка, где единственная продольная ось

плана прорезает его от главного входа, через огражденный

стенами проход, к западному концу церкви — трехнефной

базилики с трансептом. Хоровое пение монахов становилось

важной частью литургии, и в восточном конце между трансептом

и апсидой возник прямоугольник хора. Складывался довольно

отчетливый план в форме латинского креста. Средокрестие,

видимо, было увенчано невысокой прямоугольной

башней-фонарем. В западном конце — контрапсида с

предшествующим ей полукруглым в плане атрием, вход в который

фланкирован свободно стоящими цилиндрическими башнями,

напоминающими равеннские или лестничные башни Ахенской

капеллы. На таких башнях зажигали огонь, указывавший дорогу

в монастырь.
Монахи входили в церковь, как обычно, через особый портал в

южном плече трансепта. В западном конце благодаря

первоначально намечавшейся контрапсиде — только

незначительные проемы обеспечивали мирянам доступ в боковые

нефы. Даже при отсутствии монастырских стен коллектив

монахов ограждался от внешнего мира всей совокупностью

застройки монастырского двора. В таких условиях и церковь,

при наличии противопоставленных апсид и лишенная

акцентированной входной части, превращалась в замкнутое в

себе святилище.

Прямой противоположностью светлым и воздушным интерьерам

городских базилик Рима, взятых за основу плана и

Санкт-Галленской трехнефной базилики, была также организация

ее внутреннего пространства, разделенного на отсеки капелл,

по четыре в каждом из трех нефов. Такие отделения, хотя и

соединенные проходами, противоречили требованиям литургии, в

которой важное значение приобретали ритуальные процессы.

Более того, загроможденность внутреннего пространства мешала

зрелищной стороне богослужения, хотя в это время именно

Санкт-Галленский монастырь становился одним из центров

развития литургических инсценировок.

Тем не менее, при всех своих недостатках, которые

обнаружились лишь в свете последующего опыта, принцип

построения Санкт-Галленской церкви — свидетельство

несомненной попытки рационального обоснования его

компонентов.

Фундаменты и остатки церквей в Линце (на Рейне), в

Падерборне (церковь Спасителя), в Хёхсте и других местах

свидетельствуют о сравнительно вялом развитии композиций на

востоке империи Каролингов, о предпочтительном применении

там консервативных форм и пространственных построений.

Здесь, в частности, надолго удержались контрапсиды, иногда в

сочетании с громоздким башенным объемом, аналогичным

западному фасаду осуществленной церкви в Санкт-Галлене или

сохранившейся церкви богоматери в Маастрихте.

Не исключено, что строителям Санкт-Галленской церкви живой

пример казался убедительнее чертежа. Раскопками установлено,

что ранняя и довольно примитивная церковь каролингского

монастыря Лорш (близ Вормса), освященная в 774 г., имела,

судя по фундаментам, довольно развитую западную часть:

массивный, вероятно, трехъярусный объем, фланкированный

лестничными башенками. Нижний ярус, как обычно, играл роль

нартекса, а верхний был занят дополнительной часовней. Объем

увенчивался колокольней или звонницей. Монументальность была

в представлении франков неотделима от того впечатления

неприступности, которое внушали почти глухие массивы

каменной кладки, прорезанные лишь редкими проемами окон,

напоминавших бойницы.

От ранней церкви монастыря Лорш до нас дошли одни

фундаменты. Около 880 г. к ее апсиде была пристроена

вытянутая в длину капелла, служившая усыпальницей немецким

Каролингам. Позднее старая церковь, ставшая недостаточно

вместительной, уступила место романскому зданию (1130г.), от

которого также мало что сохранилось. Но от времени постройки

капеллы в удивительно хорошей сохранности дошел до нас так

называемый «Надвратный зал» (рис. 21), стоявший отдельно

перед атрием исчезнувшей церкви.

Композиция этого уникального сооружения напоминает

триумфальную арку, в аттике которой и помещен «Надвратный

зал». Назначение его осталось невыясненным. В XII в. он был

преврзщен в часовню св. Михаила, тогда же была добавлена

вторая, северная апсида.

В южной изначально помещалась винтовая лестница.
Эпоха, возрождавшая многие из архитектурных форм времени

Константина, могла пытаться возродить и мотив римской арки

этого императора в качестве украшения, приличествующего

въезду в царственный монастырь. Во всяком случае, явно

антикизирующие настроения отражены в стройных полуколоннах,

обрамляющих арки нижнего яруса и снабженных широко

прорисованными капителями, выполненными в камне. Однако

архитектурный декор наружных стен второго яруса отчетливо

свидетельствует о влиянии деревянного зодчества: тесно

поставленные плоские пилястры соединены между собой цепью

крутых щипцов, образующих зигзагообразный фриз. Самая

облицовка стен, выполненная в инкрустационной технике,

напоминает наборные и резные ларцы.

Высокое качество кладки фундаментов, цоколя и других

конструктивных элементов «Надвратного зала» отличает его от

остальных построек монастыря. Не исключено, что. строителями

«зала» были не местные, а пришлые мастера, возможно,

галльские, тем более что облицовка имеет прототипы в Галлии

времени Меровингов (памятник» Пуатье, крипта в Жуарре и

др.). Исследования показали, что в основу размеров «зала», в

отличие от других сооружений Лорша, положен не каролингский,

а лангобардский фут, принятый на Юге, в частности и в Южной

Галлии.

В 822 г. в церкви монастыря Кореей был применен план в форме

латинского креста. В 873—885 гг. к ее западному концу был

пристроен сохранившийся в своей основной части многоярусный

прямоугольный объем (рис. 22), завершавшийся шатровым

покрытием, а по фасаду фланкированный двумя лестничными

башенками, также прямоугольными в плане. Такая композиция,

представлявшая собой развитие упоминавшихся

раннекаролингских построений портальной части церкви и

названная в дальнейшем «вестверком», получила со временем

распространение в Северной Германии (в Саксонии и

Вестфалпи).

Несмотря на отход от базилик восточного типа, отзвуком их в

ряде случаев оставались строенные апсиды. Но быстрое

развитие культа мощей и практики ритуальных процессий

требовало пересмотра этой традиционной композиции.

Первоначальный хор церкви монастыря Корвей подобно основному

пространству был трехнефным, причем его боковые нефы,

соединяясь, образовывали коридор, который обходил полукружие

центральной апсиды. Общая композиция корвейскон церкви

свидетельствует о поисках наиболее выразительных и

функционально оправданных решений. Однако поиски эти

происходили скорее в Галлии, чем на востоке империи.
Сооружения времени Каролингов на территории нынешней Франции

уничтожены последующими перестройками. Но и тех

фрагментарных остатков, которые дошли до нас, достаточно,

чтобы показать, насколько выше было искусство галльских

каменщиков по сравнению со строительной практикой к востоку

от Рейна.

В непосредственном соседстве с собором в Бове сохранилась

западная часть предшествовавшего ему здания. Высокое

качество кладки всей западной стены и особенно щипца —

свидетельство давности мастерства местных каменщиков. Ныне

памятник этот (Басс-Эвр) датируется обычно восьмым, а не

девятым веком, как было принято раньше.

К первой половине X в. относится церковь Сен Женеру, где

качество каменных работ еще выше (рис. 23).
Мастерство галльских каменщиков тем более знаменательно, что

по соседству с Нейстрией, по-видимому, находился и центр

композиционных исканий строителей эпохи Каролингов.
Монастырь Корвей был основан группой монахов, приглашенных

из пикардийского монастыря Корби, церковь которого в

западном конце имела строение, напоминавшее сохранившийся

вестверк церкви в Кореей.

В то же время невдалеке от Аббвиля, т. е. в той же Пикардии,

в последнем десятилетии VIII в. была завершена перестройка

церкви крупнейшего монастыря Сен Рикье «Центула», явившаяся

едва ли не важнейшим строительным предприятием эпохи (рис.

24, 25). Известно, что сам Карл принимал живое участие в

строительстве, обеспечив его средствами, рабочей силой и

материалами.

Сооружение это полностью утрачено, но хорошо известная

реконструкция Эффмана, сделанная на основе описаний и

миниатюры из рукописи XI в. и подкрепленная исследованиями

Дюрана, ныне всеми признается как достоверная.

Важнейшую часть этой трехнефной базилики с трансептом

составлял вестверк, фасад которого был едва ли не первым

выразительно расчлененным фасадом раннего средневековья. Его

второй ярус завершался цилиндрическим барабаном, увенчанным

колокольней со шпилем. Аналогичным вертикальным завершением

был снабжен и второй барабан, над средокрестием. К востоку

от трансепта прямоугольник хора служил продолжением среднего

нефа и заканчивался широким полукружием единственной апсиды,

открывавшейся в хор колоннадой. В углах примыкания хора к

трансепту высилась вторая пара лестничных башенок.

Исследования показали, что каменная кладка в западной части

была доведена только до основания барабана, который, как и

венчавший его шпиль, был деревянным. Все основное

пространство было снабжено деревянным стропильным

перекрытием.

Из литературных источников известно, что в церкви соседнего

монастыря Сен Вандрилль аналогичное завершение башни

представляло собой деревянную мачту, на которой на разных

уровнях были нанизаны «колеса» убывающего диаметра, что и

составило каркас шпилеобразного завершения. Конент считает,

что основанием для такой мачты могло служить сплетение

стропил и ферм, перекрывавших часовню второго яруса и

средокрестие.

Таким образом, содружеством каменщиков и плотников была

выработана композиционная схема крупной монастырской церкви,

сложной пространственной организации которой (быть может, и

не всегда оправданной) были приданы выразительные объемные

формы. Возник специфически средневековый «северный» силуэт.

Всей композиции, однако, не хватало еще той органической

целостности, которую придает сдвинутым один к другому

объемам функциональная логика конструкции, выполненной во

всех своих взаимосвязанных элементах из однородного

материала.

Не способствовал впечатлению тектонического единства и

характер убранства, типичный для времени Каролингов.
Фрески, сохранившиеся в обширной, перекрытой сводами крипте

церкви Сен Жермен в Оксере (середина IX в., рис. 27),

раскрывают характер трактовки повествовательных сюжетов

каролингскими мастерами. Помимо орнамента, напоминающего

мотивы процветавшего в то время художественного ремесла,

роспись изображает сцены из жизни св. Мартина. Фигуры

проникнуты драматизмом, они динамичны и очень выразительны,

но в то же время крайне далеки от той обобщенности, которая

лежит в основе тектонической природы всякой монументальной

живописи. Скорее это книжные миниатюры, увеличенные во много

раз и поспешно перенесенные с пергамента на еще влажную

штукатурку стен.

Было справедливо замечено, что история германского декора —

это история конфликта между функцией и декоративным

средством, история развития орнамента из подчиненной

категории в самостоятельную форму художественной

выразительности. Лучшей иллюстрацией этого положения служит

та независимость от архитектурной среды, которую в

дальнейшем приобрела пластика в средневековом зодчестве

Германии.

Подлинный синтез искусств в здании христианского храма был

невозможен до завершения развития композиционной схемы

здания средневековой церкви.

Поиски наиболее эффективной композиции апсидального конца

церковного здания стимулировались возраставшей популярностью

культа мощей. Когда паломничества приняли массовый характер

и процессии поклоняющихся реликвиям проходили на фоне

торжественного богослужения, когда увеличилось количество

мощей, хранимых в церкви, и умножилось число алтарей,

наилучшим решением оказался кольцевой обход вокруг хора с

рядом капелл, исходящих лучами («венцом капелл»). Однако

этому красивому и логичному построению, к тому же не

лишенному известной символики (завершение креста лучами

сияния - нимбом) предшествовали долгие и упорные искания

галльских строителей IX в.

Некоторые исследователи считают что если зародыш схемы

кольцевого обхода — в крипте церкви Сен Филибер, невдалеке

от озера Гранльё, близ Нанта (рис 26) то в своей законченной

форме она была впервые создана во второй церкви Сен Мартен в

Туре (913—918 гг.). Композиция восточного конца этой церкви

тем более важна, что благодаря высокому уровню почвенных

вод, исключавшему глубокое захоронение, она возникла на

поверхности земли.

Существуют, однако, серьезные возражения против столь ранней

датировки кольцевого обхода в Туре, относимого с большим

основанием к зданию 994—1014 гг., построенному на месте

сгоревшей церкви 918 г (рис.28).

Подлинный кольцевой обход все же впервые, видимо, возник в

самом сердце Галлии, в Оверни, славной своими традициям»

каменной архитектуры. Раскопки на месте старого здания

собора (освящен в 946 г.) в Клермоне отчетливо показали

наличие перекрытой сводами прямоугольной крипты, окруженной

коридором, из которого лучеобразно исходят четыре капеллы.

Предполагается, что эта композиция крипты была повторена на

уровне земли, что делало капеллы двухъярусными.

Церковь Сен Филибер в Гранльё, помимо плана в форме

латинского креста, ясно выраженного средокрестпя и довольно

сложной крипты, имеет и другую особенность, чрезвычайно

важную для дальнейшего развития средневековых каменных

конструкций. Обычные прямоугольные в сечении устои,

сменившие колонны в рядовых церквах времени Каролингов,

впервые получили здесь сложное крестообразное сечение

благодаря дополнительным прямоугольным утолщениям, на

которые опираются как массивные арки, разделяющие нефы, так

и тяжелые пилястры со стороны среднего нефа, возносящиеся

под самые фермы перекрытия.

Почти современный собору в Ахене ораторий Жерминьи-де-Прэ

(806 г.) — сплошь сводчатое, хотя и небольшое сооружение,

искаженное в XIX в. невежественной реставрацией (рис. 29).

Основное пространство разделено четырьмя столбами на девять

прямоугольников. Центральное пространство возносится в виде

башни, покоящейся на четырех арках, соединяющих столбы.

Угловые квадраты перекрыты куполами на тромпах, а осевые —

цилиндрическими сводами, упирающимися в апсиды, которые со

всех четырех сторон примыкают к основному объему

(тетраконх)(Боковые апсиды были, возможна, добавлены позднее

и в разное время.). По сторонам восточной апсиды были

первоначально расположены апсидиолы.

Эта изящная, сплошь каменная постройка, перекрытие которой,

подобно Ахейской капелле, проникнуто безупречной логикой

взаимосвязанных каменных конструкций, должна была иметь

несколько восточный колорит, напоминая тетраконхи Сирии и

Малой Азии. Восточный колорит в интерьере к тому же

подчеркнут подковообразным очертанием арок. Такие арки,

однако, указывают скорее на вестготские источники оратория

Жерминьи-де-Прэ, тем более, что инициатор постройки—епископ

Теодульф— был по происхождению вестготом, выходцем из

Нарбоннской Таллин (Септимании).

В условиях феодального строя, который складывался в

государстве Каролингов, возникали новые формы сельских

поселений, совершенствовались типы фахверковых жилищ и

хозяйственных построек, унаследованные от времени господства

общинно-родовых отношений и племенного быта, причем

установилась довольно постоянная схема застройки

крестьянского двора. Распространилась практика укрепления

поселений, а созданием укрепленной усадьбы

землевладельца-феодала был установлен общеобязательный для

западных монастырей тип монастырского двора, где типология

строений и самая схема застройки участка определялись как

требованиями бенедиктинского става, так и особенностями

господствовавшей при феодализме системы хозяйствования. В

дальнейшем этот тип монастырского двора столетиями оставался

неизменным.

Ведущим архитектурным типом этого времени было здание

монастырской церкви. Композиционное многообразие форм,

отличаюшее ее развитие именно в эпоху Каро-лннгов, —

свидетельство напряженных поисков наиболее рациональных

решений для тех функциональных, архитектурно-художественных

и конструктивных задач, которые возникали перед строителями

в связи со всей совокупностью общественно-идеологических

функций здания церкви в раннее средневековье.

С появлением выступающих плечей трансепта и промежуточного

пространства хора между ним и апсидой на долгие века вперед

сложился план в форме латинского креста. Сочетанием

прямоугольных объемов нартекса, трансепта, хора и других

элементов различной высоты слагалась выразительная объемная

композиция, которая, будучи увенчана башенными надстройками,

создавала динамический силуэт, отличный как от спокойного

безразличия наружных форм раннехристианских базилик, так и

от уравновешенной объемной композиции крестовокупольных

церквей Востока.

Развитие культа мощей и реликвий вызвало поиски новых

пространственных схем для восточного конца здания церкви,

которые и привели с течением времени к гармонической и

красивой схеме кольцевого обхода с венцом капелл.
С другой стороны, возникшие при Каролингах

социально-политические функции церкви потребовали

соответствующей трактовки западного конца церковного здания,

где и складывается не без прямого влияния императора Карла

сложная портальная композиция (вестверк), в дальнейшем

популярная в Германии не менее, чем кольцевой обход с венцом

капелл во Франции.

Таким образом, за пределами Италии, в условиях иной природы

и иного культурно-исторического наследия, многое из того,

что в отдельности было создано уже в раннехристианском Риме

и в Равенне, оказалось переосмысленным и синтезированным в

монастырской церкви эпохи становления феодализма. На Западе

при Каролингах вместе с католицизмом утвердилась

противопоставленная восточным типам храмов

объемно-пространственная композиция здания средневековой

церкви. Вместе с тем были найдены пластические средства для

выражения монументальности вместо пространственных,

характерных для ранних базилик Рима.

Не все, однако, оказалось в этой композиции прогрессивным.

Иногда вестверк представляется чужеродным элементом,

самостоятельным сооружением, как бы приставленным к

западному концу церкви. Очень неубедительной выглядит

кажущаяся двойственность ориентации (контрапсиды, а иногда

нартексы, вырастающие до размеров западного трансепта).

Принцип функциональной организации внутреннего пространства

иногда все еще приносится в жертву архаике традиционных

форм. Внутреннее пространство чрезмерно дифференцировано,

загромождено обилием капелл, главное теряется во

второстепенном. Но особенно плохи конструкции: неоправданно

большие запасы прочности сочетаются с хрупкостью

ответственных элементов, кладка декоративна, все держится на

растворе. Огнестойкие перекрытия, как правило, отсутствуют.

С художественной точки зрения, красивые пропорции

встречаются еще редко, а декор плохо связан с тектоникой.

Даже наиболее выдающиеся сооружения лишены еще того

необходимого единства, которое придет только с лучшей

взаимосвязанностью несущих элементов и перекрытия, более

рациональной структурой опор и органичностью тектонического

декора.

Важнейшей проблемой каролингских строителей в таких условиях

становилась проблема сводчатых перекрытий. Она встала с

особой остротой во второй половине IX в. в связи с

участившимися набегами норманнов, венгров и арабов,

грабивших и сжигавших именно церкви, поскольку в них

население искало убежища не только себе, но и своему

имуществу.

С появлением деревянных башен, шатров и шпилей здания

церквей стали особенно часто поражать удары молнии. Однако

частые пожары возникали в церквах также в результате

возгорания декоративных тканей, деревянных стропил и других

легко воспламеняющихся элементов интерьера от кадильниц,

свечей и лампад.

Возраставшее значение в церковной службе хорового пения

монахов делало своды необходимыми в монастырских церквах и

по акустическим соображениям.

К концу эпохи Каролингов ближе всего к решению проблемы

огнестойких перекрытий и тектонического декора, а вместе с

тем и проблемы тектонического единства подошел Юг с его

древней традицией каменной архитектуры.