Романская архитектура цистерцианцев

Во второй половине XII в. сравнительно быстрое развитие производительных сил в Западной Европе и особенно во Франции привело к расширению товарного производства и к оживлению торговли. Массовые паломничества и контакты крестоносцев с прогрессивной и красочной цивилизацией Востока и в особенности характер изменившейся хозяйственной деятельности средневекового общества расширили его горизонты, и недавние идеалы аскетизма и отрешенности перестали импонировать жизнелюбивым и деятельным горожанам. Наступала эпоха процветания средневековых городов.

Если не самое учреждение (1098 г.), то во всяком случае невиданный успех цистерцианского ордена в первой половине XII в. был симптомом утраты монастырями монопольного влияния на духовную культуру средневекового общества: новый орден отдался целиком хозяйственной деятельности. Цистерцианцы осушали болота, развивали сельское хозяйство, выращивали племенные породы скота. Они работали на рынок и организовали собственную, эффективную систему сбыта сельскохозяйственных продуктов.

Конгрегация Сито уже к 1115 г. имела четыре «дочерних» монастыря (в Фертэ, Понтиньи, Моримонде и Клерво), и в дальнейшем все цистерцианские монастыри были ответвлениями какой-либо из этих главных конгрегации.

Цистерцианские монастыри основывались обязательно вблизи рек или ручьев: вода была необходимым источником энергии для хорошо налаженного сельскохозяйственного и ремесленного производства.

Широко привлекались к работам так называемые «конверзы», или «бородатые братья», отличавшиеся от монахов легкостью взятых на себя обетов и свободой, которой они пользовались. Это были отдавшие себя покровительству ордена ремесленники, организованные в специализированные бригады (плотников, каменщиков дровосеков, пахарей и др.), жившие при монастыре и работавшие на него. Устав запрещал конверзам работу вне системы ордена.

Сильная централизация и строгая дисциплина обеспечили сравнительное единообразие планировки монастырских дворов в принципе мало отличающейся от санкт-галленской или клюнийской, но характерной богатством типов производственных строений (плотины, мельницы, кузницы, мастерские и т. п.).

Первое время все постройки были деревянными. Но как только позволили условия, их стали заменять каменными, причем каменные работы производились с такой тщательностью, что цистерцианцы скоро приобрели славу первоклассных строителей. В своих бытовых и хозяйственных постройках они рано ввели сводчатые перекрытия для первых этажей. Но все сохранившиеся сооружения этого типа относятся скорее уже к началу готического периода.

Старейший из сохранившихся цистерцианских монастырей находится в Фонтенэ (Бургундия), хотя и здесь хозяйственные постройки сооружены позднее церкви (1135—1147 гг.), воплощающей все основные особенности цистерцианского храмостроения (рис. 61).

Главный идеолог ордена Бернар Клервосский восставал против всякого неумеренного обогащения церковной архитектуры, протестуя против отвлекавшего внимание верующих великолепия клюнийских церквей. Фантастическую романскую скульптуру он назвал «уродством красоты и красотой уродства». Он требовал отказа от всего, что не было абсолютно необходимым, отдавал предпочтение прямоугольным формам и кратным пропорциям, воспрещал скульптуру, фрески, драгоценную утварь. Он требовал отказа от трифориев и башен, допуская лишь невысокие колокольни над крышей. Даже профилированные опоры были для некоторых цистерцианцев бельмом на глазу, хотя бы профили эти и были конструктивно оправданы. Основное внимание уделялось экономичности и продуманности конструкций, тщательности обработки камня.

Церковь монастыря Фонтенэ представляет собой трехнефную базилику с планом в форме латинского креста, перекрытую тремя параллельными цилиндрическими сводами стрельчатого очертания с подпружными арками. Такой же свод — и над трансептом, сравнительно узким и низким.

В основу всей конструктивной схемы положены бургундские приемы, но верхнего освещения нет, как нет и яруса трифориев.

Важнейшей композиционной особенностью, отличающей церковь от рядовых церквей Бургундии, является, однако, ее апсидальная часть: прямоугольное завершение хора и по две прямоугольных же в плане капеллы, открывающихся в плечи трансепта. Капители — гладкие, витражей и росписей нет. В интерьере — голубовато-зеленоватый сумрак, холодная красота ясных и простых линий. Но пропорции великолепны, так же как и выполнение каменных работ.

Взгляд ранних цистерцианцев на украшения сказался и на архитектуре их клуатров. Если клюнийцы нередко перекрывали свои изящные клуатры деревом, то цистерцианцы предпочитали суровые крестовые своды. В Фонтенэ сохранился романский клуатр, ставший с XIII в. основным конструктивным типом клуатров, поскольку цистерцианцы именно в этом типе сооружений впервые применили готические конструкции.

Со временем строгости смягчились, и строители стали следовать не столько духу, сколько букве «запрещений». В готический период при перестройке цистерцианских церквей (Понтиньи, Клерво и др.) начали применять закругленный хор с кольцевым обходом, в который открываются разделенные перегородками и расположенные веером капеллы.

Усваивая, где нужно, местные особенности, цистерцианцы тем не менее всегда оставались верными своей жесткой строительной дисциплине и этим развивали культуру прогрессивного каменного зодчества там, где оно до них оставалось консервативным. Так вслед за клюнийской экспансией XI в. последовала цистерцианская, конструктивно подготовившая в переходный период повсеместное торжество новой архитектурной системы, шедшей на смену романской.

Конец XI в. ознаменовался во Франции серьезными сдвигами в общественной и экономической жизни. К этому времени развитие производительных сил вызвало широкое отделение ремесла от сельского хозяйства и появление товарного производства, а вместе с ним и оживленной внутренней торговли. Выходившие из среды крепостного населения ремесленники, все те, кому удавалось уйти от зависимости, естественно, селились в местах, наиболее благоприятных с точки зрения рыночного обмена. Это могли быть заглохшие в свое время древнеримские города, служившие центрами гражданской и церковной администрации, либо крупные монастыри, привлекавшие толпы паломников. Возникали поселения на землях светских феодалов, вблизи замков, речных переправ, в точках пересечения важных дорог. Однако где бы они ни возникали, необходимыми условиями существования ранних городов были свобода от тягот крепостной зависимости и самоуправление. В борьбе за эти права они и укрепились.

Независимо от того, управлялись ли французские города в XII в. «консулами», как на юге страны, где, следуя опыту Тосканы и Ломбардии, возрождались римские муниципальные традиции, или это были коммуны, как на севере, сущность борьбы городов за право на жизнь оставалась неизменной. Деньгами или кровью (Наиболее кровопролитные ранние восстания горожан произошли в Камбрэ (1076 г.) и в Лане 1106 г.) против местных епископов и в Везлэ 1152 г.), вызванное алчностью монахов) покупал это право выходивший на авансцену истории третий, трудящийся класс. Он наталкивался на ожесточенное сопротивление феодалов и особенно церкви, один из идеологов которой (аббат Гиберт Ножанский, 1053—1124 гг.) назвал коммуну «словом новым и мерзким».

Города не только обогащали казну, но заинтересованные в ослаблении феодалов, в безопасности, в единстве рынка, поддерживали централизаторские устремления короны. Во второй половине XII в. королевская власть, до того колебавшаяся в поисках опоры между церковью и городами, встала на сторону ранней буржуазии и, не довольствуясь исторически слагавшимися поселениями, приступила к организации новых, искусственных городов, населенных «королевскими горожанами». Вскоре примеру королей последовали и крупные сеньоры.

Центр тяжести средневековой культуры Франции, включая архитектуру, с XIII в. окончательно переместился в ее процветающие и многолюдные города, особенно на севере, ближе к центру, вокруг которого складывалось французское государство.

С изменением социальной обусловленности средневековой культуры изменилось и ее содержание. Разум в значительной мере возобладал над недавними страхами, и место реликвий заняла проповедь.

На смену старым пришли новые монашеские ордена, городские по характеру своей деятельности. Применительно к новым временам перестроилась и церковь: возникшая в северных городах Франции новая архитектура отразила не только прогресс средневековых конструкций, но и резко изменившийся характер самой религиозности средневековья, его мировоззрения.

Одухотворенное величие городских готических соборов удивляет не меньше, чем восхищает. Но воздвигнутые творческим разумом коллективов, как бы рвущиеся к солнцу и к свободе, эти стройные громады основанием своим все же покоятся на том, что было на протяжении ста предшествующих лет создано вдохновением безымянных строителей монастырских церквей «романской» Франции. Чтобы оценить подвиг этих людей, надо созданное ими сравнивать не с тем, что возникло после них, а с тем, с чего они начинали.